Нетерпимость

Что же обусловило столь бесчеловечное отношение поля­ков к пленным красноармейцам? Анализ общественно - по­литической ситуации в Польше 20-х годов прошлого столетия свидетельствует о явной нетерпимости в польском обществе в отношении русского, а тем более, советского (т. е. Комиссарско-еврейского, как считали тогда в Польше). Соответственно, от­ношение к пленным красноармейцам определялось как идео­логическими, так и расовыми мотивами.

Необходимо заметить, что большевики в 1918 г. Своим со­гласием на отделение Польши от России и своим отказом от договоров по разделу Польши способствовали восстановле­нию польской государственности. Однако это воспринима­лось в Польше как должное.

Наиболее ярко тогдашние антироссийские настроения сформулировал тогдашний заместитель министра внутренних дел, а в будущем министр иностранных дел Польши, Юзеф Бек: "Что касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, которую у нас испытывают по отношению к ней" (Сиполс. Тайны дипломатические, с. 35). Бек хорошо знал настроения в поль­ском обществе. (268)

Неплохо знал о них родившийся и проведший юные годы в Польше командующий Добровольческой армией Антон Иванович Деникин. Вот что он пишет в своих воспоминани­ях о жестоком и диком прессе полонизации, придавившем русские земли, отошедшие к Польше по Рижскому договору (1921): "Поляки начали искоренять в них всякие признаки русской культуры и гражданственности, упразднили вовсе русскую школу и особенно ополчились на русскую церковь. Мало того, началось закрытие и разрушение православных храмов" (Деникин. Путь русского офицера, с. 14).

В то время в Польше было разрушено 114 православных церквей, в том числе был взорван уникальный по своей куль­турной значимости варшавский кафедральный собор свято­го Александра Невского, имевший в своем собрании более десяти тысяч произведений и предметов мировой художест­венной ценности. Оправдывая это варварское деяние, газета "Голос Варшавски" писала, что, "уничтожив храм, тем са­мым мы доказали свое превосходство над Россией, свою по­беду над нею".

Б. Штейфон, начальник штаба белогвардейской Отдельной русской армии (из состава Добровольческой армии генерала А. Деникина) под командованием генерала Николая Бредова, попавший Варшаву в 1920 г., в своих воспоминаниях писал: "Русского в Варшаве ничего не осталось. Нетерпимость до­ходила до того, что гимназия (около памятника Копернику), отделанная раньше в русском стиле, стояла с отбитой штукатуркой и выделялась, как грязное пятно, на фоне остальных зданий".

В то же время, будучи в Познани, Б. Штейфон отмеча­ет, что "насколько в Варшаве было все польское и русско­го ничего не осталось, настолько в Познани все немецкое сохранилось. Названия улиц, вывески, книжные магази­ны, объявления - все это пестрело немецкими названия­ми. Польская речь слышалась только изредка и совершен­но тонула среди отовсюду слышавшихся немецких слов" (Штейфон. Бредовский поход).

Странная избирательность польских националистов?! В настоящее время происходит нечто подобное. Как уже го- (269) ворилось, некоторые политические силы в Польше стремятся представить период коммунистической власти как советскую "оккупацию", более страшную, нежели нацистская.

Борис Штейфон также писал о враждебном отношении поляков к военнослужащим Отдельной русской армии, ко­торая в 1920 г. некоторое время находилась в лагере плен­ных № 1 в Стшалкове.

К русским белогвардейцам, интернированным в поль­ских лагерях, отношение было достаточно жестоким. Об этом писал в своем письме от 21 декабря 1920 г. гла­ве польского государства Юзефу Пилсудскому непримиримый борец с большевизмом Борис Савинков. В письме об­ращалось внимание "... На бедственное положение офице­ров и добровольцев армий генералов Булак-Булаховича и Перемыкина, находящихся в концентрационных лаге­рях..." (Красноармейцы. С. 458).

Отношение к русским в 1919-1922 гг. в Польше было просто враждебным. Даже члены Российско-украинской де­легации (РУД) по репатриации пленных в Варшаве системати­чески подвергались оскорблениям. В телеграмме председателя РУД Е. Игнатова наркому Г. Чичерину от 3 мая 1921 г. о пребы­вании делегации в Варшаве и отношении к ним польского общества и польской прессы говорилось: "Отношение... в зна­чительной мере враждебное и недопустимое даже с точки зрения буржуазных международных отношений и правил приличия" (Красноармейцы. С. 552-553).

В Польше были люди, не опьяненные националистиче­ским и политическим дурманом, которые пытались изме­нить ситуацию в лагерях военнопленных к лучшему. В 1919 г. в Министерстве военных дел Польши безуспешную борьбу за улучшение ситуации в лагерях пленных вел начальник Санитарного департамента этого министерства генерал-подпоручик Здислав Гордынский. До своего, вероятно вынужден­ного, ухода в январе 1920 г. он не давал покоя военному ми­нистру своими докладами и записками. Его поддерживал про­фессор Эмиль Годлевский, чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями, впоследствии начальник Санитарного департамента.

Судьба Э. Годлевского неясна. По данным именного спи­ска, приведенного в сборнике "Красноармейцы в польском плену...", он ушел с поста чрезвычайного комиссара 31 авгу­ста 1920 г., хотя в сборнике приведены его докладные записки министру от 16 ноября и 2 декабря 1920 г., где он фигурирует как начальник Санитарного департамента и Верховный чрезвычайный комиссар. Но это не так важно. Важнее реакция военного руководства Польши на докладные З. Гордынского и Э. Годлевского.

Так, письмо (точнее, крик души) Э. Годлевского от 2 де­кабря 1920 г. военному министру К. Соснковскому о тяжелых условиях размещения военнопленных в Пулавах и Вадовице военными чиновниками было переправлено, как сотни других писем с препроводительной запиской, в I (мобилизационно-организационный) отдел Минвоендел. Как известно, вплоть до смерти начальника станции в Пулавах в апреле 1920 г. там ничего не менялось. В результате 900 пленных из 1100, раз­мещенных в Пулавах, за зиму 1920/21 гг. вымерли.

Немало сделали для спасения пленных красноармейцев многие польские врачи. Некоторые из них стали жертвами эпидемий. Но, к сожалению, таких людей в Польше было яв­ное меньшинство и они не в силах были изменить общую по­литику в отношении пленных красноармейцев.