Обнаруживая по мере развития своих возможностей все более обширные и возвышенные цели жизнедеятельности, человек вместе с тем попадает под власть предметов своих побед; и, подобно Иакову в его единоборстве с Ангелом1, он кончает поклонением тому, против чего боролся. Величие, которое он обнаружил и выпустил на волю, порабощает его. И тогда, сообразно своей тварной природе, он вынужден признать полное неравенство двух членов того Союза, который в конце соединит его со Всем. Сам он, наименьший, должен получить больше, чем отдать. Он оказывается покоренным тем, чем, как ему показалось, он овладел.
Христианин, являясь по праву первым и самым человечным из людей, более чем кто-либо подвержен тому психологическому перевороту, который у всякого разумного существа незаметно претворяет радость действовать в желание претерпевать, упоение собственным становлением — в жажду умереть в другом. Испытав, быть может, особую притягательность единения с Богом в деятельности, он увидит и возжелает иную грань, следующую фазу этого единения, когда он будет не столько развиваться сам в себе, сколько растворяться в Боге.
Ему нет необходимости искать где-то на стороне способы осуществления и возможности этой самоотдачи. Они всегда пе
ред ним и обступают его во всем объеме зависимостей, которые превращают нас скорее в слуг Вселенной, чем в ее хозяев.
Теперь пришло время рассмотреть формы, природу и возможности обожения различных проявлений нашей пассивности.