Природа Божественной среды. Вселенский Христос и Великое Причастие
Уже при первом приближении становится очевидным, что богатая, подвижная и единая среда, открывшаяся повсюду вокруг нас как условие и результат христианских установок (таких, как твердое намерение и смирение), образована Божественным Всеприсутствием. Безмерность Бога — это основное свойство, позволяющее нам уловить Его повсюду — в себе и вокруг себя.
Поскольку этот ответ ставит пределы рассматриваемой проблеме, он начинает нас удовлетворять. Однако он пока не придает той силе, «in qua vivimus et sumus»1, ясность очертаний, которой нам хотелось бы наделить облик единственно необходимого. В какой форме, присущей всему творению и доступной всей Вселенной, являет Себя Божественная безмерность применительно к человечеству? Мы ощущаем в ней заряд той освящающей благодати, которую католическая вера распространяет повсюду как истинную силу мира, — своими свойствами она подобна любви («Manete in dilectione теа»2), окоторой в Писании сказано, что когда-нибудь она одна станет единственным твердым основанием всех свойств и сил; она в сущности во всем схожа с той чудесной и благотворной Божественной волей, которая, присутствуя во всем, является истинным хлебом, питающим нашу жизнь и «omne delectamentum in se habenterm»1. Но какова же конкретная связь, соединяющая между собой все эти универсальные сущности и дающая им силу овладеть нами?
Христианство, собственно, и ставит этот вопрос, и отвечает на него: «Воплотившееся Слово, Господь наш Иисус Христос».
Сейчас нам предстоит постепенно обосновать это дерзновенное отождествление Сына Человеческого с Божественной средой.
Мы сделаем первый и совершенно бесспорный шаг, заметив, что Божественное Всеприсутствие, в которое мы оказываемся погруженными, есть всеприсутствие действия. Бог обступает нас, проникает в нас, созидает нас и хранит.
Теперь пойдем немного дальше. В какой форме и с какой целью Творец даровал нам и сохраняет в нас способность бытия? В форме стремления к Нему — с целью нежданного слияния, которое сделает нас с Ним одним целым. Та сила, посредством которой Бог удерживает нас в поле Своего Присутствия, есть начальное преображение.
Еще продвинемся вперед. Какова же та высшая и сложная Реальность, для которой Божественный Промысл месит нас, как глину? Ее открыли нам ап. Павел и ап. Иоанн. Это количественное восполнение и качественное завершение всех вещей, таинственная Плерома, где Единый Сущий и тварное множество сливаются без смешения в одно целое, которое, не прибавляя ничего существенного к Богу, станет, однако, неким торжеством и всеобщностью бытия.
Наконец мы приближаемся к цели. Что является активным центром, живой связью, организующей душой Плеромы? Ал. Павел говорит нам об этом в полный голос. Это Тот, в Ком все соединяется и все находит завершение. Тот, на Ком держится все построенное здание, — Христос умерший и воскресший, «qui replet omnia», «in quo omnia constant»1.
Соединим теперь первый и последний члены этой длинной цепи тождеств. И мы с радостью увидим, что Божественное Всеприсутствие проявляется в нашем мире как система организующих сил Вселенского Христа; Бог оказывает давление в нас и на нас посредством всех сил Неба, Земли и преисподней лишь в деле созидания и завершения Христа, спасающего и животворящего мир. И поскольку в этом процессе Сам Христос является не мертвой и пассивной точкой схождения, но центром излучения энергий, через Его человечность ведущих Вселенную к Богу, то и все сферы, где действует Бог, в конечном счете оказываются для нас насквозь пропитанными присущими Христу энергиями.
Отныне Божественная среда приобретает для нас столь желанный неповторимый аромат и ясные очертания. Мы распознаем в ней то Всеприсутствие, которое воздействует на нас, объединяя нас в себе, в единое Тело Христово. Безмерность Бога в результате Воплощения преобразилась для нас во есеприсутствие Христа. Все хорошее, что я могу создать в своем «деле и действии», какой-то своей гранью физически присутствует в реальности свершившегося Христа. Всякое умаление и смерть, которые я перенесу с верой и любовью, еще плотнее вводят меня в Его мистическое Тело как Его неотторжимую частицу. Воистину, именно Христа созидаем мы или претерпеваем во всех предметах. Не только «diligentibus omnia convertuntur in bonum»2, но еще явственней «convertuntur in Deum»3, и совершенно явно «convertuntur in Christum»4.
Несмотря на решительные выражения ап. Павла (адресованные, не забудем, ко всем первохристианам), некоторым из нас может показаться, что мы или исказили понятие мистического тела, придав ему натуралистический оттенок, или ищем в нем эзотерический смысл. Вглядимся, однако, пристальней и убедимся, что мы просто другим путем шли в том же направлении, которое проложил в Церкви всепобеждающий культ Святой Евхаристии.
Когда священник произносит фразу: «Нос est Corpus meum»1, слово сходит прямо в хлеб и тут же преобразует его в личную реальность Христа. Но великое священнодействие не ограничивается этим местным и преходящим фактом. Даже детей учат тому, что во все дни каждого человека и во все века Церкви, во все мировые эпохи совершается единая Литургия и единое Причастие. Христос однажды претерпел мучительную смерть. Петр и Павел в такой-то день и час приняли св. Евхаристию. Но эти различные акты лишь различные узловые точки, на которые во времени и пространстве поделена в нашем восприятии протяженность единого действия. По сути дела, от самых истоков приготовления прихода Мессии до Его Второго Пришествия, включая историческое явление Христа и все фазы возрастания Его Церкви, в мире происходит одноединственное событие — Воплощение, осуществляемое в каждом индивидууме посредством Евхаристии.
Все причастия на протяжении жизни человека образуют единое Причастие.
Все причастия ныне живущих людей образуют единое Причастие.
Все причастия всех людей в настоящем, прошлом и будущем образуют единое Причастие.
Всматривались ли мы когда-либо в физическую безмерность человека и его удивительную взаимосвязанность со Вселенной, пытаясь объять умом эту простую истину во всем ее невместимом значении?
Попробуем хоть отчасти представить себе неисчислимое множество людей всех эпох и континентов. Так вот, согласно нашему катехизису, мы верим, что это пугающее безымянное множество испытывает по праву (и до некоторой степени фактически, ведь кто скажет нам в самом деле, что может положить предел воздействию благодати и проникновению Христа через верных в недра единокровного Ему человечества) физическое и властное прикосновение Того, Кто имеет власть «omnia sibi subjicere»1. Да, весь человеческий слой Земли всегда подчиняется организующему воздействию воплотившегося Христа. Мы принимаем это как один из самых бесспорных пунктов нашей веры.
Ну а сам человеческий мир, чем он является в структуре Вселенной? Мы уже говорили об этом (стр. 26 и след.), и чем больше станем размышлять, тем сильнее будем поражаться тому, как очевидно и важно следующее утверждение: он представляет собой область непрерывного духовного преображения, в которой все без исключения низшие силы и реальности возвышаются, становясь ощущениями, чувствами, мыслями, способностью познавать и любить. Вокруг Земли, центра наших усилий, души образуют некий огненный пласт материи, погруженный в Бога. С динамической, биологической точки зрения, этот пласт так же неотделим от Земли, как растение от питающей его среды. Если Евхаристия так сильно влияет на нашу человеческую природу, то вследствие непрерывности ее действие неизбежно распространяется и на менее светлые области, питающие нас; так сказать, «descendit ad inferos»2. С точки зрения созидания Плеромы (а это единственная точка зрения, позволяющая понять мир), весь ход Вселенной ежемгновенно проверяется Евхаристическим Христом, Христом, «per quern omnia, Domine, semper créas, vivificas et praestas nobis»3.
Эта проверка означает по меньшей мере последнюю шлифовку, последнее очищение, схватывание, претерпеваемое элементами, пригодными для созидания Новой Земли. Но как не пойти еще дальше и не подумать, что священнодействие Христово, именно потому, что оно призвано освятить материю, оказывает по сю сторону собственно сверхприродного влияние на все, что составляет внутреннее и внешнее окружение верующего, то есть проявляется во всем, что мы считаем «ниспосланным нам Провидением».
Если это так, мы оказываемся (вследствие «распространения» Евхаристии) вновь погруженными именно в нашу Божественную среду. Христос — для Кого и в Ком мы сотворены со всей нашей неповторимой индивидуальностью и соответственно личному призванию каждого из нас — открывается и светит нам во всем как первопричина, как Центр, можно сказать, как всеобъемлющее начало. Евхаристическое преображение, в котором человеческая природа изменяет материальный мир, а Святые Дары изменяют нашу человеческую природу, превышает и дополняет пресуществление хлеба на престоле. Мало-помалу оно неотвратимо заполняет Вселенную. Это подобно огню, который охватывает вересковые заросли, или удару, заставляющему звенеть бронзу. В некотором общем, но истинном смысле Тело и Кровь Господни созидаются всей совокупностью мироздания, а продолжительность творения — это время, необходимое для его освящения. «In Christo vivimus, movemur et sumus»1.
Господи, когда я приближусь к престолу для причастия, сделай так, чтобы отныне я различал бесконечные перспективы, таящиеся в малой и близкой просфоре, в которой сокрыт Ты. Я уже научился видеть в этом инертном кусочке хлеба неутолимую силу, которая, по словам величайших учителей, поглощает меня, а не поглощается мною. Помоги мне преодолеть остатки заблуждения, в силу которого я верил, будто Твое действие ограничено в пространстве и времени.
Я начинаю понимать: Ты достигаешь меня в Святых Дарах прежде всего посредством «игры случайностей» в материи, но также, как следствие этого, при помощи всего мира, по мере того, как он то вливается в меня, то отливает, повинуясь Твоей изначальной воле. Поистине, руки и сердце, которые Ты раскрываешь мне навстречу, это все силы мира, до самой глубины пронизанные Твоей волей, Твоими склонностями и свойствами и направленные на мое существо, чтобы формировать его, питать и влечь в пылающий центр Твоего Огня. В Святых Дарах Ты даруешь мне, Иисусе, мою собственную жизнь.
Что я должен сделать, чтобы ответить на это сжимающее меня объятие? Чтобы принять этот вселенский поцелуй? «Quomodo comprehendam ut comprehensus sum?»1 На сделанный мне абсолютный дар я смогу ответить лишь абсолютным приятием. На евхаристическое прикосновение я отвечу всем усилием своей жизни — сегодняшней и завтрашней, моей личной жизни и той, которая связана со всеми другими. Время от времени Святые Дары, возможно, будут иссякать во мне. Но всякий раз они заставят меня все больше погружаться в глубины Твоего Всеприсутствия: живой и мертвый, я ни на миг не перестану углубляться в Тебя. С неслыханной силой и непреложностью это подтверждает негласная заповедь Твоей Церкви, предписывающая всегда и повсюду причащаться. Евхаристия должна заполнить мою жизнь. Благодаря таинству жизнь моя должна стать бесконечным и безграничным соединением с Тобой — та самая жизнь, которая несколько минут назад представилась мне крещением с Тобой в водах мира и которая теперь открывается мне как Приобщение к Тебе через мир. Это освящение жизни. Освящение моей жизни — жизни обретенной, жизни прожитой, жизни оставленной.
Чтобы вознестись на Небо после схождения в преисподнюю, Ты во всех смыслах настолько заполнил Собой Вселенную, Иисусе, что нам теперь по счастью невозможно выйти из Тебя: «Quo ibo a spiritu tuo, et quo a facie tua fugiam?»1. Теперь я совершенно уверен в этом. Ни жизнь, чей ход усиливает Твою власть надо мной, ни смерть, которая предаст меня в Твои руки, ни добрые или злые духовные силы, являющиеся Твоими живыми орудиями, ни энергии материи, в которую Ты вошел, ни необратимый поток времени, чьим ритмом и течением Ты управляешь, ни бездонные глубины пространства, отражающие Твое величие, «neque mors, neque vita, neque angeli, neque principatus, neque potestates, neque virtutes, neque instantia, neque futura, neque fortitudo, neque altitude, neque profundum, neque creatura alia»2, — ничто из всего этого не в силах отделить меня от Твоей всесодержащей любви, поскольку все это лишь завеса, «виды», под которыми Ты овладеваешь мной, чтобы я мог овладеть Тобой.
Господи, я спрошу еще раз, какое из двух блаженств более драгоценно: чтобы все предметы приводили меня ко встрече с Тобой или чтобы Ты стал настолько всеобщим, что я смог бы почувствовать и уловить Тебя во всякой твари?
Порой кто-нибудь воображает, что сделает Тебя более привлекательным в моих глазах, если будет без конца превозносить обаяние и притягательность Твоего прежнего человеческого облика. Да нет, Господи, если бы я хотел любить лишь человека, разве я не обратился бы к тем, кого Ты дал мне тут, во всей прелести их живого расцвета? Разве вокруг нас нет столь милых нашему сердцу матерей, братьев, друзей и сестер? Чего стали бы мы искать в Иудее двухтысячелетней давности?.. Нет, то, к чему я, как и вся тварь, вопию и что призываю всем своим нутром, жизнью и даже всей своей земной страстью, это отнюдь не подобный мне, кого я мог бы любить; это Бог, Которому я мог бы поклоняться.
Поклоняться — значит терять себя в непостижимом, погружаться в неизмеримое, обретать душевный мир в нетленном, растворяться в необъятном, отдаваться огню и свету, сознательно и добровольно самоустраняться, одновременно все более себя осознавая, до конца предать себя Тому, что бесконечно! Кому можем мы поклоняться?
Чем более человек становится человеком, тем сильнее он мучается потребностью, все более явной, все более насущной, все более избыточной потребностью поклоняться.
О Иисусе, разорви тучи, подобно молнии! Яви нам Себя как Силу, Славу и Воскресение! Стань для нас Вседержителем, Чей лик заполнял в древних базиликах все пространство куполов! Именно такое славное Пришествие необходимо нам для того, чтобы уравновесить в наших сердцах возрастающую славу мира и возобладать над ней. Во имя того, чтобы вместе с Тобой мы смогли победить мир, яви нам Себя облеченным в Славу мира.