— Кто бы мог подумать еще месяц назад, что первый бой нам предстоит принять под Киевом? — задумчиво оказал комиссар бригады Павел Яковлевич Назаренко, и в купе, где только что шел оживленный разговор о чем-то не связанном с войной, вдруг наступила тягостная тишина. Резко отдавался в ушах торопливый перестук колес нашего эшелона, который приближался к фронту.
— Так уж сложились обстоятельства. Теперь будем набираться сил в ходе войны, — твердо сказал комбриг.
Начальником штаба 6-й воздушно-десантной бригады я был назначен в мае 1941 года с должности начальника оперативного отделения штаба 16-й стрелковой дивизий, которая находилась в Эстонии.
Воздушно-десантная бригада того времени — это свыше 3000 парашютистов, сведенных в четыре парашютно-десантных батальона, артиллерийский дивизион, разведывательная и саперная роты, противотанковая батарея и подразделения обеспечения.
Разговор в купе смолк, каждый думал о чем-то своем. А мне вспоминался мой приезд из Прибалтики в Первомайск, где тогда формировался 3-й воздушно-десантный корпус.
...Прямо с вокзала я направился в штаб бригады, разместившийся на окраине города. Казармы, строевой плац, тир, парашютный городок, учебный аэродром... В воздухе и на земле идут занятия. Слышен гул самолетов. Над аэродромом висят купола парашютов с маленькими фигурками под ними.
Командиром 6-й бригады был назначен подполковник Виктор Григорьевич Жолудев. Высокий и стройный, с орлиным профилем, яркими пшеничного цвета волосами, в отлично подогнанном летном обмундировании — таким я его увидел, своего нового командира. Представившись ему, кратко доложил свою нехитрую армейскую биографию и получил подробную информацию о бригаде, указания по работе. Особое внимание Жолудев обратил на обучение десантников тактике современного боя. Сказывался его опыт участника боев у озера Хасан. В заключении Виктор Григорьевич, улыбнувшись, сказал:
— И меняйте обмундирование, товарищ майор! Теперь вы — десантник!
Зашел я представиться и к комиссару бригады — батальонному комиссару Назаренко. Встретил он меня очень приветливо. Мы оба были молоды, и, возможно, поэтому между нами сразу установились добрые товарищеские отношения. Не спеша комиссар расспросил меня о прохождении службы, образовании, семейном положении, моем отношении к назначению в десантные войска. Павел Яковлевич оказался человеком вдумчивым и несуетливым. Работал он, как потом я узнал, много и добротно, с любыми выводами не торопился и людей зря не дергал.
Командир бригады первое время приглядывался ко мне. Я, конечно, не имел воздушно-десантной подготовки. Пришлось все начать, как говорится, с нуля. И я старался, не считаясь со временем, знал: страна готовится к схватке с врагом. Кадровый парашютист, Виктор Григорьевич оценил усердие, с каким я взялся за дело, и сам провел со мной несколько занятий по укладке парашюта, на примерах из своей практики разъяснил, к чему приводит малейшая небрежность.
— А первый прыжок это как первая любовь — на всю жизнь, — говорил Жолудев, когда мы шли с ним к самолету. — Хотя запоздал ты немного, начальник штаба, с первым прыжком. Это лучше делать в начале службы или даже до нее.
Мой первый прыжок состоялся под непосредственным руководством Жолудева. Отделившись от самолета, я спустя несколько секунд с огромной радостью почувствовал толчок от раскрывшегося парашюта, потом увидел в воздухе невдалеке от себя Виктора Григорьевича. Он смеялся, показывая большим пальцем руки, что все идет хорошо. Навстречу нам неслась земля. Было и немного страшновато, и интересно, как каждому новичку...
Зато по общевойсковым дисциплинам я уже мог передавать свои знания десантникам и проводил много занятий с командирами, подразделениями и штабами по тактике и штабной службе.
С Виктором Григорьевичем Жолудевым мы вскоре подружились. Это была дружба без фамильярности, но она смягчала неизбежную официальность служебных отношений, внеся в них помимо требований долга и дисциплины тепло взаимного доверия и симпатии.
...Июньское солнце щедро согревало поля. Учебные будни становились все более напряженными. Накалялась и международная обстановка. 14 июня было опубликовано заявление ТАСС, опровергавшее подготовку Германией войны против Советского Союза. В то время, мы не знали истинных мотивов, вызвавших его появление.
Через день утром я зашел в оперативное отделение. У висевшей на стене карты собралась группа командиров штаба. Частокол черных флажков, обозначавших немецко-фашистские войска, уже протянулся на всем пространстве от Баренцева до Черного моря у наших западных границ.
— Товарищ майор! — обратился ко мне один из командиров. — Мы тут обсуждаем сложившуюся обстановку. Мнения разные. Но у всех главный вопрос: зачем немцам выходить к нашим границам, если они не собираются воевать с нами?
— В заявлении ТАСС, — ответил я, — об этом сказано. Вы ведь знаете, что у нас с немцами заключен договор о ненападении. Если они его нарушат — пусть пеняют на себя...
За четыре дня до начала войны командир корпуса Василии Афанасьевич Глазунов провел с командирами и. штабами 6-й и 212-й бригад тактическое. учение по теме: "Захват важного объекта в тылу врага и удержание его до подхода главных сил». В таких учениях я участвовал впервые. Штаб подготовил комбригу оценку обстановки, вместе с представителями авиации мы доложили расчеты по десантированию и после решения командира приступили к оформлению документов.
На рассвете нас выбросили «в тыл противника». Приземлились, как говорится, в пределах нормы, быстро собрались, провели ориентирование, организовали наблюдение, разведку, связь. Штаб начал работать «в тылу врага».
Учение прошло с пользой. На разборе комкор отметил, что командиры и штабы бригад с поставленными задачами справились успешно. Тогда подумалось: «Вот так же, как сегодня, еле видимые в начинающемся рассвете, мы, может быть, будем сброшены на территорию, занятую противником, чтобы покарать его». Так, наверно, думали многие.
...Звонок оперативного дежурного рано утром 22 июня 1941 года застал меня за завтраком. Дежурный доложил, что бригаде объявлена боевая тревога. Комбриг и комиссар вызваны в штаб корпуса. Бегу в штаб, на ходу застегивая ремни. Бойцы во главе с младшими командирами покидают казармы, направляясь в районы сбора. Быстро связываюсь начальником штаба корпуса подполковником А.Ф.Коссенюком.
— Сегодня в четыре часа утра, — сказал он, — немецкие войска перешли нашу границу...
Это была война.
К полудню, после заявления Советского правительства, с которым выступил по радио В. М. Молотов, многое стало ясно. На бурном митинге воины бригады поклялись не жалеть своей жизни для разгрома врага.
В городе объявлена мобилизация. Суровые и решительные, шли люди к призывным пунктам. Туда же несутся машины и повозки. У военкомата стоит неубывающая толпа. Матери и жены провожают на фронт своих сыновей и мужей.
Война сразу наложила отпечаток на нашу армейскую жизнь и учебу. Занятия и работы шли днем и ночью. Мы делали все, чтобы скорее привести бригаду в полную боевую готовность, с тревогой слушали сводки по радио, с трудом представляя себе размеры постигшей нас беды. К 3 июля враг уже занял Минск, Львов, Вильнюс, Ригу.
А 10 июля поступил наконец приказ, которого мы ждали с первого дня войны: 3-й воздушно-десантный корпус перебрасывался на фронт под Киев.
...От воспоминаний меня оторвали частые и короткие гудки паровоза. Воздушная тревога! Поезд сбавил ход. Над эшелоном с ревом пронеслись вражеские самолеты, обстреливая его из пушек и пулеметов. Потом громыхнули бомбы. Резко лязгнув буферами, состав остановился. Десантники с оружием в руках покинули эшелон и, отбежав от насыпи, залегли. Неопытные еще, они, почти не целясь, вели огонь, отгоняя фашистских асов от эшелона. Рядом со мной ранен десантник. Взяв его винтовку, начал стрелять и я.
— Хоть ты и академик,— послышался спокойный голос лежавшего рядом Жолудева, — но из винтовки по самолету вряд ли попадешь.
— Да я и сам так думаю, — ответил я, продолжая, однако, стрелять.— Но если бы только достать, кажется, вцепился бы в него голыми руками!
Словом, первый урок от вражеской авиации получили. Все было для нас тогда неожиданным: и сама бомбежка, и страшный вой сирен, и противное ощущение, что именно на тебя пикирует фашистский самолет.
Наконец бомбардировщики улетели. Вскоре подошла ремонтная летучка. Мы помогли рабочим сбросить с рельсов три догоравших вагона и скоро снова тронулись в путь.
...13 июля в Броварах под Киевом начали выгружаться эшелоны бригады. В тот же день командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос вызвал к себе командиров и комиссаров корпуса и бригад.
С нетерпением ожидал я возвращения Жолудева и Назаренко. Хотелось поскорее узнать о положении на фронте, о задачах, которые будут поставлены бригаде в ближайшее время.
Виктор Григорьевич, вернувшись, не обрадовал нас. Рассказывая о сложившейся на киевском направлении обстановке, он достал карту, и мы увидели на ней нанесенную синим карандашом линию, которая шла вдоль переднего края укрепленного района по реке Ирпень в 15— 20 километрах от Киева. Так близко уже был противник!
— Создалась прямая угроза захвата города и выхода фашистов в тыл войскам нашего и Южного фронтов, — сказал в заключение комбриг.
Реальной была и возможность высадки вражеского воздушного десанта на восточном берегу Днепра для захвата переправ. Поэтому корпус получил приказ сосредоточиться невдалеке от них, в районе Бортничи, Бровары, Дударково, не допустить десантирования противника и быть в готовности к боям за Киев.
Киевский укрепленный район (КиУР), где нам вскоре пришлось вести боевые действия, начал строиться еще в тридцатые годы. Тогда была сооружена первая полоса обороны, состоявшая из одной линии долговременных огневых точек.
Это был своего рода плацдарм на правом берегу Днепра размерами 55 километров по фронту и до 25 — в глубину. С первых дней войны и до середины сентября 1941 года на нем постоянно работали войска и десятки тысяч киевлян. К началу боев за город была развита первая полоса обороны. В глубине ее появились новые доты, полевые укрепления и заграждения. Вновь создавались вторая полоса и третья по окраинам города.
Попытки противника с ходу преодолеть укрепрайон на житомирском направлении ему не удались. Танковые дивизии врага были остановлены. Но обстановка тем не менее с каждым днем ухудшалась. Оттеснив 5-ю армию в район Коростеня, немецко-фашистские войска 30 июля ^нанесли сильный удар по 64-му стрелковому корпусу, оборонявшемуся южнее Киева. Его 175-й стрелковой дивизии пришлось отойти в укрепрайон, а остальным силам — за Днепр. Так создались условия для удара по городу с юго-запада. Уже к 14 часам 1 августа в южной части укрепрайона начались тяжелые бои. Гитлеровцы устремились вдоль шоссе Васильково — Киев, по кратчайшему пути к переправам через Днепр.
Особенно ожесточенные бои шли на стыке 147-й и 175-й стрелковых 3 и 4 августа. По ним пришелся удар четырех пехотных дивизий 29-го немецкого армейского корпуса. К 6 августа враг вышел на подступы к городу. Его передовые подразделения захватили пригород Киева - Мышеловку и Голосеевский лес, автоматчики просочились на аэродром, кладбище и в троллейбусный парк. Над Киевом нависла серьезная опасность.
Надо было во что бы то ни стало остановить врага, нанести ему ошеломляющий удар, поколебать веру противника в близкую победу.
Для этих целей оборона не годилась. Требовалась серия сильных контратак на широком фронте. Это подтвердило бы наличие у нас крупных резервов, показало нашу способность продолжать борьбу. Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос принял решение ввести в сражение вместе с другими соединениями и 3-й воздушно-десантный корпус.
Сигнал боевой тревоги раздался в расположении бригады во второй половине дня 6 августа. В считанные минуты десантники построились по боевому расчету с полным вооружением и снаряжением.
Я смотрел на спокойные, серьезные лица парашютистов, и в мыслях моих невольно возникал вопрос: «Как они выдержат первое испытание огнем и кровью, хорошо ли мы их к этому подготовили?»
В те тревожные часы 6 августа всем нам передавались спокойствие и уверенность комбрига В. Г. Жолудева. По его указанию я отправился вперед, чтобы уточнить обстановку, организовать наблюдательный пункт и управление. Со мной в машине помощник начальника оперативного отделения по разведке старший лейтенант В. Ф. Бакай и командир взвода связи лейтенант Н. Б. Лапидус. За нами следовала машина со средствами связи, связистами и саперами.
Чем ближе к фронту, тем сильнее гул сражения. Мы увидели на улицах Киева разрушенные здания и огороженные воронки. Некоторые еще дымились. Гитлеровцы бомбили невдалеке окраины, были видны взрывы бомб, рушившиеся дома. Обгоняем машины и обозы с боеприпасами, встречаем много раненых. Одних везут, другие идут самостоятельно.
Поле боя, рассеченное дорогой, открылось сразу. Левее темнел Голосеевский лес. Прямо у шоссе слева — густые кустарники, справа — бахча. Мы подвернули в кусты к небольшой высотке и остановились. Впереди был наблюдательный пункт полка, ведущего бой.
Первая рекогносцировка местности в ходе сражения. На большой площади под горячим августовским солнцем идет ожесточенная борьба. Где противник, а где наши, понять сразу невозможно. Там, где проходит передний край, — вспышки выстрелов, дым от разрывов снарядов и мин. Отчетливо слышны выстрелы орудий, танков, очереди пулеметов, взрывы противотанковых гранат. Неподалеку рвутся снаряды и мины, с воем несутся к земле вражеские пикировщики. И только, с помощью командиров передовых подразделений мы разобрались в огневой системе врага, уточнили рубеж ввода в бой и основное направление нашей атаки.
Встретив бригаду, я помог Жолудеву с нашего НП уяснить обстановку, уточнить задачи батальонам и артиллерии. Отсюда хорошо виделось поле боя. Редкие бойцы, многие в окровавленных повязках, удерживают занимаемый рубеж. Гитлеровцы, в касках, с закатанными рукавами, атакуют все чаще. То в одном, то в другом месте возникают рукопашные схватки.
— Передай комбатам, — приказал комбриг, — чтобы они ускорили выдвижение. Ведь люди еле держатся...
— Вот они идут, — доложил я Жолудеву, показывая рукой в тыл, где перебежками по отделениям выдвигались два батальона десантников.
По обеим сторонам шоссе уже завязалась полная страшного напряжения рукопашная схватка. На ряде участков гитлеровцы прорвали редкую цепь наших бойцов и устремились вперед.
— Фашисты прорвались! — закричал Жолудев. — Павленко, открывайте огонь! Начальник штаба, передай комбату: в атаку! Вперед!
Вскоре мы увидели, как рвутся снаряды в рядах прорвавшихся гитлеровцев. Они в замешательстве. Навстречу врагу в неудержимом порыве с примкнутыми штыками винтовок бегут десантники. Впереди командиры и политруки подразделений. С флангов бойцов поддерживает сильный огонь станковых пулеметов; заглушая шум боя, несется мощное «ура».
Конечно, мы не могли полностью подавить орудия, минометы и пулеметы гитлеровцев. Для этого у нас не хватало артиллерии. Однако внезапный огневой налет, а вслед за ним атака десантников застали противника врасплох.
Справа от шоссе развернулся 2-й батальон капитана А. С. Галанова. Рота старшего лейтенанта А. С. Червонного ворвалась в рощу севернее села Красный Трактир и стремительным ударом опрокинула гитлеровцев. Десантники перебрались через овраг, с ходу атаковали противника и преследовали его до юго-западной окраины села Новоселицы.
Левее шоссе успешно продвигались подразделения 3-го батальона капитана Н. Ф. Евдокимова. За ним, во втором эшелоне, шел 4-й батальон капитана Н. А. Болотова.
— Молодцы десантники! — не удержался от похвалы Жолудев. — Лиха беда начало!
Усилился артиллерийский и минометный огонь врага, постепенно приходившего в себя. Начали поступать доклады о раненых и убитых.
Первые потери в бою! Они остались в памяти на всю жизнь. В них мы впервые увидели рядом с собой трагический лик войны. И как-то сразу повзрослели, посуровели. Особенно велики были потери среди командиров и политработников подразделений. Они лично вели бойцов вперед и первыми попадали под огонь врага.
Перед нами среди заросшей бурьяном бахчи и на открытых участках мелькают полусогнутые фигурки. Это санинструкторы. Они впервые, еще неопытные и неумелые, под огнем противника оказывают первую помощь раненым, выносят их с поля боя.
Близился вечер. Правее нас вступил в бой батальон 212-й бригады полковника И. И. Затевахина. Это задержало и ослабило готовившуюся против нас контратаку. Только когда стало темнеть, большая группа гитлеровцев и три бронемашины, поддержанные минометным огнем, пытались нанести удар по правому флангу бригады. Но их изрядно потрепали и отбросили. Стало тихо.
«Значит, можно все-таки бить фашистов», — думал я, вспоминая этот день, полный неимоверного напряжения.
Наступила ночь, и казалось, что вместе с ней вдруг нахлынула на всех небывалая усталость. Солдаты-ветераны помнят, наверное, измотанность после первого боя, когда в ходе его еще нерасчетливо тратишь во много раз больше сил, душевных и физических, чем необходимо.
Земля дышала теплом. Хотелось, бросив на нее плащ-палатку, хоть немного отдохнуть. Но подъехал подполковник Жолудев, привез из корпуса приказ. С рассветом нам предстояло участвовать в контрударе вместе с 206-й стрелковой дивизией полковника С.И.Горшкова.
Комбриг уточнил задачи частям. Вместе с батальонным комиссаром П. Я. Назаренко и группой командиров штаба и политотдела мы направились в батальоны, чтобы оказать им необходимую помощь и уточнить обстановку.
В подразделениях готовились к завтрашнему дню — кормили людей, подвозили боеприпасы, уточняли потери, вывозили раненых, хоронили убитых. Высланная позже в район Новоселиц разведка установила подход свежих частей противника.
Утро 7 августа началось нашими атаками. Враг ответил мощным огнем артиллерии и минометов. Потом в небе появились «юнкерсы» и начали бомбить наши боевые порядки и тылы. Остановив нас, гитлеровцы ввели в бой свежие силы и перешли в наступление. В этот день перед нами были установлены части 299-й пехотной дивизии, ранее здесь не отмечавшиеся.
Заканчивался очередной артиллерийский налет врага, и вот уже опять, волна за волной, в полный рост идут серые цепи гитлеровцев, поддержанные танками и бронемашинами. С воем пикируют на нас самолеты, забрасывая бомбами и обстреливая из пулеметов.
Весь день бригада отражала непрерывные атаки фашистов, рвавшихся к Киеву. Тяжелая обстановка сложилась в районе 3-го батальона. Левый фланг его был открыт, немцы неоднократно пытались выйти подразделению в тыл, но каждый раз командир батальона капитан Н. Ф. Евдокимов, комиссар старший политрук И. И. Морозов и начальник штаба капитан И. И. Григорьев лично поднимали десантников в атаку и отбрасывали врага.
К концу дня мы закрепились на юго-западной окраине города. К этому времени левее нас, в направлении Голосеевского леса, с ходу вступили в бой два батальона 5-й бригады полковника А. И. Родимцева. Теперь части всех, трех бригад нашего корпуса стояли рядом. В трудную минуту было на кого опереться.
Киев! Будто сейчас вижу изрытые траншеями и рвами, заставленные противотанковыми препятствиями и баррикадами твои зеленые проспекты. И в центре, и на окраинах днем и ночью строили горожане оборонительные рубежи, вгрызаясь лопатами и кирками сквозь асфальт и бетон в землю.
В парках и скверах маршировали пожилые люди, готовясь стать в ряды народного ополчения и истребительных батальонов. А многие, вооруженные только винтовками и гранатами, уже вели тяжелые бои с врагом.
Тысячи горожан направлялись в армию, пополняя измотанные, поредевшие подразделения передовых частей. На курсах санинструкторов при больницах и госпиталях готовились на фронт молодые киевляне.
Не умолкал ритмичный стук станков в цехах фабрик и заводов. Надписи на стенах домов призывали: «Отстоим родной Киев, разгромим ненавистного врага!»
Нам стало известно, что 8 августа Гитлер приказал провести парад своих войск на Крещатике. В тот день с раннего утра над полем и предместьями Киева стлался туман. Стояла тишина. Вместе с командиром и комиссаром бригады мы находились на наблюдательном пункте. Но вот туман стал рассеиваться, и мы увидели, как из районов села Красный Трактир и хутора Теремки на широком фронте в предбоевых порядках фашисты двинулись на штурм Киева. Ротные колонны гитлеровцев, как на учениях, не останавливаясь, расчленились на взводы и отделения, а потом развернулись в цепи. Их обогнали танки и бронемашины. Стреляя с ходу, вражеская лавина двигалась вперед. Мы ее ждали. Поле перед нами и соседями покрылось разрывами снарядов и мин. Это открыли огонь артиллеристы 147-й дивизии. Потом включился дивизион капитана С. И. Павленко, стрелявший прямой наводкой. Картинная атака фашистов, рассчитанная на психологический эффект и безнаказанность, с треском провалилась.
— Тут вам не Париж и не Брюссель! — процедил зло Жолудев, отрываясь от бинокля.— Здесь Киев!
Не добившись результатов на всем фронте, немцы перешли к непрерывным атакам на отдельных участках, стремясь прорваться через них, а потом развить успех.
Такая тактика врага часто ставила нас в критическое положение. Но осмыслили мы ее не сразу. Только в ходе тяжелых боев, в поисках лучшего использования наших ограниченных сил и средств, самой возможности устоять стал понятен вражеский замысел и найдены нужные решения.
Так, на следующий день, когда противник крупными силами, атаковал нашу бригаду, более роты танков с десантом на броне и тремя бронетранспортерами с пехотой прорвались в районе 4-й роты через нашу оборону.
Первым заметил опасность старший лейтенант В. Ф. Бакай. Мы услышали его тревожный возглас:
— Танки!
Вдали, стреляя с ходу, шли по еще зеленой бахче тринадцать вражеских машин. До них уже было меньше километра. Я схватил телефонную трубку, чтобы уточнить положение во втором батальоне. Связи нет. Бакай стал вызывать комбата по радио.
События развивались молниеносно. Справа на прямую наводку развернулась и открыла огонь батарея Иванова. Резкая команда Жолудева заставила меня оглянуться.
— Павленко! Их надо задержать! Дай огонь всем дивизионом! — Комбриг повернулся ко мне: — Звони Болотову, пусть выводит на рубеж атаки резервную роту!
Вражеские машины все ближе и ближе. Но их стало меньше: три подбили батарейцы Иванова, две зажгли артиллеристы Павленко. А остальные идут вперед, ведя огонь по батарее, пытаясь обойти ее слева, где наш наблюдательный пункт. До танков оставалось метров семьсот, когда противник заметил НП бригады. Несколько снарядов разорвались рядом с нами. Засвистели осколки, запахло пороховым дымом и гарью, но обошлось без потерь. Мы увидели, как немцы, спрыгнув с танков и бронетранспортеров, развернулись в цепь и, стреляя на ходу, пошли за танками прямо на нас. Их было более роты.
— Давай за пулемет! — крикнул мне Жолудев и скомандовал: — К бою! Приготовить гранаты и бутылки!
Сквозь прорезь прицела видны ощеренные в крике лица фашистов. С яростью нажимаю на гашетку. Пулемет колотится под руками, но работает бесперебойно. Ближняя цепь гитлеровцев чуть редеет, однако продолжает двигаться за своими танками. Только когда загорелись еще три машины, солдаты залегли. Оставшиеся танки и бронетранспортеры стали пятиться, пытаясь уйти от нашего огня.
Подошел резерв. Комбриг Жолудев приказал капитану Павленко дать по противнику трехминутный огневой налет.
— Сейчас мы их погоним! — добавил он.
В полосе всей бригады идет тяжелый бой. Появился старший лейтенант Бакай и доложил, что во 2-м батальоне положение улучшается, там, загнув фланги в зоне прорыва, десантники не допустили его расширения и задержали дальнейшее продвижение врага через брешь, пробитую в обороне.
Начался огневой налет наших артиллеристов. Выскочив из траншеи, Жолудев повел в контратаку штаб и резерв. Вместе с ними продвигались вперед и два оставшихся орудия батареи лейтенанта А. И. Иванова.
Я продолжал стрелять из «максима», поддержав нашу контратаку. Гитлеровцы заметались по полю; когда танки стали отходить, побежали впереди них, укрываясь от огня броней.
Положение мы восстановили, бой закончился. На поле осталось шесть подбитых танков и два бронетранспортера. Враг потерял около 80 солдат и офицеров.
На НП вернулись Жолудев и Назаренко. В пыли и копоти, с расстегнутыми воротниками гимнастерок и трофейными автоматами на груди, они не отличались от бойцов. Обтирая лицо руками, Виктор Григорьевич заметил:
— Спасибо Иванову, если бы не его артиллеристы, пришлось бы нам худо.
Да, в начале войны отвага и мужество часто заменяли нам недостаток сил и средств, нехватку опыта и умения вести бой в современных условиях. В самом деле, если командир и комиссар бригады вместе со штабом будут ходить в контратаку, надолго ли их хватит и кто будет управлять боем? Но, по уставам того времени, в наступлении командиры должны лично вести в бой свои подразделения, а командные и наблюдательные пункты в обороне располагаться возможно ближе к переднему краю. Так разместился и НП бригады. В случае любой неустойки, как это и было, его состав неизбежно втягивался в бой.
Но мы учились. Когда все стихло, Виктор Григорьевич сказал мне:
— Подбери место для НП несколько дальше. Вон в том районе.— Он показал рукой иа заросшую кустарником высотку позади нас.— Оттуда лучше видна полоса бригады. И мы будем больше иметь времени, чтобы организовать отпор врагу.
Приходило и понимание тактики противника. Стала ясной необходимость увеличения глубины нашей обороны, маневренности огня артиллерии и минометов, выделения больших сил и средств для контратаки. Артиллеристы и минометчики стали заранее готовить огонь по возможным районам сосредоточения врага и путям его подхода. Дивизион Павленко и батарея Иванова вместе с саперами Паршина оборудовали по нескольку позиций для ведения огня прямой наводкой, перекрывая основные танкоопасные направления огнем и минами. Это не замедлило сказаться.
10 августа гитлеровцы нанесли удар по району 2-го батальона. После бомбежки и сильного минометного обстрела показались густые цепи врага с бронемашинами. По ним открыли огонь наши артиллеристы и минометчики. Однако противник, хотя и нес потери, наращивал усилия и продолжал наступать. С наблюдательного пункта было видно: в первые цепи гитлеровцев полетели гранаты, одна за другой загорелись две бронемашины. Однако враг уже прорвал линию окопов.
Жолудев, теперь уже полковник, приказал командиру 2-го батальона капитану Галанову немедленно контратаковать. Я передал его приказание подготовиться к бою резервной роте.
Обстановка ухудшалась. Контратака батальона, поддержанная огнем дивизиона, не изменила положения. Погиб командир роты старший лейтенант А. С. Червонный, был тяжело ранен командир батальона капитан А. С. Галанов. Командование батальоном принял начальник штаба капитан Г. В. Смолин. Ожесточение схватки нарастало. Началась рукопашная — в ход пошли гранаты, приклады, штыки, ножи. Какое-то время исход боя оставался неясен. Но вот по полю прокатилось наше «ура», подоспел резерв, и враг был отброшен.
Вместе с десантниками геройски сражались их командиры. Вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, капитан Г. Смолин, лейтенанты К. Писарев, В. Лычев, Н. Захаров показали, как надо бить фашистов в рукопашной схватке. Когда погиб расчет «максима», комиссар батальона старший политрук Г. Спивак лег к пулемету и вел огонь до тех пор, пока вражеская пуля не оборвала его жизнь.
Не сумев захватить Киев с ходу и понеся большие потери, немцы были вынуждены к исходу 10 августа временно прекратить наступление. Образовалась небольшая пауза. К этому времени из войск, оборонявших Киевский укрепрайон была сформирована 37-я армия, которая получила задачу уничтожить вклинившиеся в укрепрайон немецко-фашистские войска и восстановить положение.
На подготовку наступления мы имели двое суток. Бригады должны были наступать вместе со 147-й стрелковой дивизией, и работа по подготовке операции проводилась под руководством командира этого соединения полковника С. К. Потехина — он имел уже боевой опыт первых недель войны.
В эти дни противник непрерывно наносил авиацией, артиллерией и минометами удары по нашим войскам и тылам, и только ночью его огонь несколько ослабевал. Несмотря на это, учитывая опыт, добытый нами в боях, к предстоящей операции мы подготовились неплохо. Уточнили огневую систему врага, расположение его ближайших резервов, разобрались с задачами на местности, подразделения, имевшие большие потери, объединили и пополнили, подвезли боеприпасы, оборудовали исходные позиции. И очень важно, что мы сумели сохранить в тайне от противника наши подготовительные мероприятия.
13 августа войска армии перешли в наступление. Бригадам ставилась ближайшая задача — овладеть Жулянами, Красным Трактиром и Голосеевским лесом, находившимся у юго-западной окраины Киева. Потеря этих пунктов лишила бы врага возможности вести наблюдаемый артиллерийский обстрел города.
После сильной артподготовки десантники в едином порыве перешли в стремительную атаку. Наше наступление было для гитлеровцев совершенно неожиданным. Они попытались огнем и контратаками задержать нас, но безуспешно.
С ходу овладели десантники селом Красный Трактир. На улице догорали разбитые машины, лежали убитые, еще дымились воронки. Жителей не было видно.
Жуляны и Голосеевский лес освободили 212-я и 5-я бригады нашего корпуса. Армия шла вперед. Но как же тяжело доставались в то время, при таком неравенстве сил и средств, эти успехи!
Многих десантников потеряли мы здесь. Но как закалились и выросли за двадцать дней непрерывных боев командиры и бойцы, оставшиеся в строю! Киев, где мы получили боевое крещение, где мы учились бить врага, навсегда остался в нашем сердце.
Измотав и обескровив ударную группировку врага, наши войска к 26 августа отбросили его от Киева на 15— 20 километров. Непосредственную угрозу городу временно ликвидировали. За успешные боевые действия личному составу 3-го воздушно-десантного корпуса была объявлена благодарность Наркома обороны, ЦК КП(б)У и Совнаркома Украины.
Первый успех! Он вдохновил десантников на новые ратные подвиги, поднял их уверенность в своих силах.
В конце августа наш корпус, был выведен в резерв на восточный берег Днепра. В течение двух суток части приводили себя в порядок и готовились к маршу. 19 сентября по приказу Ставки Верховного Главнокомандования наши войска оставили Киев. Говорят, что большое видится на расстоянии. В то время мы зачастую оценивали ход военных действий без перспективы и, не зная обстановки, многого не понимали. Падение Киева и трагические события на Юго-Западном фронте воспринимались только как неудачи. Тогда в них еще не усматривался тот большой вклад в будущую победу над врагом, который внесли сражавшиеся здесь войска.