Начальные века: культура и искусство вендельского периода

Первое тысячелетие н.э. - важ­ный этап шведской истории, фи­нал первобытной эпохи и начало пути к средневековому обществу, который может быть сейчас иссле­дован в важнейших своих деталях. Хотя почти полное отсутствие письменных источников и создает большие трудности, археологиче­ский материал, поступавший в те­чение последних десятилетий, столь обилен, что позволяет сде­лать некоторые вполне обо­снованные наблюдения и вы­воды.

Описание Швеции этой далекой эпохи остается достаточно неопре­деленным: до образования средне­векового Шведского государства границы племенных территорий были неустойчивыми, и первона­чальное понятие «Швеция» (Свеаланд, Страна свеев) охватывало лишь область вокруг озера Меларен и прилегающую, находившую­ся под ее влиянием территорию. Границы в борьбе с ближайшими соседями неоднократно менялись, что, конечно, влияло на общий ход культурного развития. В первую очередь следует рассмотреть те данные, которые относятся непо­средственно к земле свеев, соста­вившей ядро будущего шведского государства.

Трудно найти лучшую точку от­счета, нежели сообщение Тацита о Швеции в конце I в. н.э. По его свидетельству, свей (свионы) силь­ны людьми, кораблями и ору­жием. До сих пор у нас нет прямых археологических данных, подтверждающих эту характери­стику, однако имеются данные кос­венные, позволяющие считать ее достоверной.

Так, на Готланде и Эланде, а так­же в Смоланде и Эстеръётланде (то есть областях, занятых племенами, соседившими или контактировав­шими со свеями) найдено оружие, датирующееся началом нашей эры [i]. Если верить Тациту, ко­торый располагал надежными устными сведениями, оно могло принадлежать свеям, беспокоив­шим балтийские острова и приле­гающие к ним побережья набе­гами на боевых судах. Кажется вполне правдоподобным, что уже тогда свей пробовали свои силы в завоеваниях и морских похо­дах.

Дальнейший ход истории под­тверждает это. Первые столетия нашего летосчисления отмечены в Швеции огромным прогрессом. Появляются богатые погребения, археологические находки сосредо­точиваются на севере, в коренной области свеев [ii]. Там, в Средней Швеции, в озерной области с мно­гочисленными шхерами склады­ваются предпосылки для создания богатой и яркой культуры *. Археологические данные позво­ляют проследить, как в течение I тысячелетия н. э. постепенно здесь осваивались участки земли (подни­мающиеся из моря в ходе Балтий­ской трансгрессии) и все большее пространство отходило под пашни и пастбища. Среди мелких остро­вов водилось много тюленя и ры­бы. Поблизости располагались гус­тые леса, богатые пушным зверем.

В этих благоприятных хозяй­ственно-географических условиях сравнительно рано начинает фор­мироваться система плотного рас­селения, при которой группы насе­ления, эксплуатирующие от­дельные освоенные участки, доста­точно тесно связаны между собою. Раскопки богатой могилы конунга в Хэга, к югу от Упсалы, прове­денные известным шведским ар­хеологом королем Густавом VI Адольфом, свидетельствуют, что определенные формы племенного объединения прослеживаются здесь уже в позднюю эпоху бронзы (к середине I тыс. до н. э.) [iii].

Тысячелетием позже известны сказания о других конунгах, сидев­ших на этих землях. Это - опи­санный исландским историком XIII в. Снорри Стурлусоном, со­здателем свода саг «Круг земной» («Хеймскрингла»), могуществен­ный род Инглингов, по меньшей мере два представителя которого должны быть погребены в Упсале, и еще один - в Венделе, немного се­вернее этой древней королевской резиденции племени свеев [iv]. Иног­да пытаются отождествить эту «племенную державу» с мощным племенным союзом свионов, опи­санным Тацитом. Вероятнее, одна­ко, что конунги, погребенные (точ­нее, преданные сожжению) в Упса­ле, олицетворяют собой уже новую эпоху - углубляющейся социальной дифференциации в обществе свеев и подъема благосостояния и могу­щества высшего слоя знати (цв. илл. 18).

Три больших кургана Старой Упсалы входят в состав обширного курганного могильника. Они отно­сятся к крупнейшим погребальным насыпям Швеции, где этот обряд известен с эпохи бронзы; два из них, по крайней мере частично, бы­ли исследованы (так называемый восточный курган в 1846-1847 гг. и так называемый западный курган в 1874 г.). Так как умершие были сожжены на погребальном костре, многие из сопровождаю­щих вещей утрачены, но тем не ме­нее по их остаткам можно предста­вить статус погребенных. В восточ­ном кургане найдено много кусоч­ков высококачественной парчевой каймы, расшитой золотой фили­гранью, образующей геометриче­ский узор и фигурки зверей. Оттуда же происходят фрагменты изделий из золота, выполненных в перего­родчатой технике, ременная пряж­ка из железа с серебряной наклад­кой, бронзовая чеканная пластинка с фигурными изображениями, ко­стяные фигурки птиц, многочислен-

ные оплавленные фрагменты стек­лянных бокалов и многое дру­гое.

В западном кургане находились фрагменты золотых изделий в перегородчатой технике, фраг­мент золотой филиграни, возмож­но относящейся к золотой пекторали, части рукояти меча из золота в перегородчатой технике с инкру­стацией гранатом, три фрагментированные античные камеи, золотые нити от парчовой ткани.

Ни один другой, погребальный комплекс Швеции не может срав­ниться с упсальскими курганами по качеству и ценности находок, и по­тому у нас достаточно оснований считать эти курганы погребениями конунгов, представителей прослав­ленного в скандинавской эпической традиции рода Инглингов. На ос­нове погребального инвентаря мо­гилы должны быть отнесены к VI в., эпохе всеобщего экономиче­ского подъема, проявившегося в различных областях. Не без осно­ваний время с 400 по 600 г. назы­вают «шведским золотым веком». К этому времени относится боль­шая часть многочисленных зо­лотых кладов, найденных в швед­ской земле. Все они указывают на , интенсивное обращение золота и других ценностей, оживленную торговлю [v].

Вслед за экономическим подъе­мом обычно происходит расцвет искусства, сопровождающий рост благосостояния, и напротив, пе­риоду материального упадка со­ответствует и культурный регресс. В силу этого, следовательно, мож­но ожидать, что богатство «золо­того века» эпохи Великого пересе­ления народов (V-VI вв.) оставило отчетливые следы и в искусстве.

Это именно так: в художественном творчестве прослеживаются новые, своеобразные явления. Если в бо­лее раннее время имелись не слиш­ком интересные ремесленные по­делки, лишенные местного колори­та, теперь в скандинавском искус­стве появляются собственные новые, если не сказать револю­ционные, тенденции. В эту эпоху обретает свои формы и средства выражения германская «звериная орнаментика» [vi]. Возникает она, безусловно, не на пустом месте. Внимательный наблюдатель в тя­желовесном и варварском сплете­нии растительных и зооморфных мотивов сможет опознать множе­ство как восточных, так и кельт­ских элементов. Однако в качестве непосредственного первоисточника следует считать в первую очередь позднеримское искусство [vii].

Феномен рождения нового, вар­варского стиля можно по-настоя­щему осознать и оценить только в наши дни, после расцвета модер­нистского искусства [viii]. В VI-VII вв. произошел разрыв со стилистиче­скими идеалами и принципами ан­тичного искусства, и на его руинах возникло нечто новое. Известно, что римляне более или менее ре­алистично изображали людей, зве­рей или растения. Черты их при этом можно было идеализировать или огрубить, в определенных гра­ницах их можно было даже стили­зовать. Однако при этом посяга­тельство на органическую целост­ность изображения было невоз­можно.

Скандинавское искусство двину­лось по иному пути. Совершенные, законченные формы античности расчленяются: головы у фигур зве­рей и людей отделяются от тел, наставления об истории позднего же­лезного века и раннего средневе­ковья. Хотя не имеется никаких письменных источников, можно построить общую картину этого развития и установить взаимосвязь между новыми археологическими факторами и известными ранее данными. Вне всяких сомнений, производство в Хельгё не ограни­чивалось удовлетворением потреб­ностей узкого круга людей. Для ре­месла и торговли требовались зна­чительные экономические ресурсы: транспортные пути, значительная область рыночного сбыта, так же как свободный, открытый доступ к источникам сырья, которое дол­жно было поступать регулярно. В этой связи Хельгё следует рассмат­ривать как своего рода начальную стадию средневекового города. Ка­кие силы могли в эту эпоху поддер­живать развитие Хельгё? В первую очередь, конечно, королевская власть в Упсале. Вполне можно до­пустить, что упсальский конунг или его семейство были владельцами Хельгё, а также значительной при­легавшей к нему области [ix]. При этом конунг мог втянуть Хельгё в свою внутреннюю и внешнюю по­литику, направленную на консоли­дацию свейской державы и доми­нирование в балтийско-ботнической рыночной зоне.

Аналогичные тенденции отчет­ливо прослеживаются по археоло­гическим находкам во многих ме­стах Швеции. Уже отмечалось, что продукция Хельгё распространи­лась в северной Швеции, и при этом в таких областях, где в боль­шом количестве имеются озерные или луговые руды, где добывалась пушнина, шкуры и кожи, там, где можно было посадить своих посредников и направлять торговлю. То же самое относится к восточной Ботнии и Финляндии, где распро­страняются близкие по облику среднешведским находки. Особен­но ярко вырисовывается здесь важ­ная роль, которую играли в торго­вле протяженные, простирающиеся далеко в глубь страны водные пути.

Обратимся теперь к отношениям с Готландом. И здесь можно уста­новить сильное среднешведское влияние, особенно с VI в. Неко­торые найденные на Готланде украшения VI в. имеют точные соответствия в литейных формах Хельгё [x], где, вероятно, они и бы­ли изготовлены. Судя по техниче­ским анализам, большую часть своего железа готландцы должны были получать из средней Шве­ции [xi]. Тесное сотрудничество ме­жду свеями и готландцами должно было установиться и в другой свя­зи, а именно при основании торго­вого места Гробини в восточной Прибалтике на Курземском полу­острове. Эта шведско-готландская колония существовала с 650 по 800 г. [xii] В течение VI в. на Готланде были воздвигнуты первые большие поминальные стелы с изображе­ниями, декоративное оформление которых указывает на весьма тес­ную связь с позднеримским искус­ством [xiii]. Однако при этом имеется один чрезвычайно распростра­ненный мотив, который, несомнен­но, целиком и полностью представ­ляет собою местное творение, а именно изображение ладьи с воен­ной командой (илл. 51). Эта ладья, которая на поздних стелах мчится по вздымающимся волнам, дол­жна была иметь для готландцев со­вершенно особое значение. Для них дашней торговой активности шве­дов является открытое около двад­цати лет тому назад и с тех пор исследующееся археологами посе­ление железного века на о. Хельгё в озере Меларен [xiv] (илл. 60). Самые ранние находки из Хельгё относят­ся к I в. н. э. Их высокое качество указывает на то, что уже в это вре­мя Хельгё стало чем-то вроде ре­месленного поселка при располо­женном неподалеку племенном центре (Старой Упсале); возмож­но, здесь была также резиденция местного «стурмана» (букв, «боль­шого человека, великого мужа»), представлявшего интересы конунга и высшей знати. Важное значение Хельгё подтвержают находки, от­носящиеся к V-VI вв. В числе про­чего здесь найдено не менее семи­десяти византийских золотых мо­нет V и VI вв., т. е. больше, чем на всей остальной территории Шве­ции того времени.

К V-VI вв. в Хельгё относятся также крупные мастерские художе­ственного ремесла, раскопки ко­торых еще продолжаются. Здесь работали литейщики, изготавли­вавшие украшения, детали отделки парадного платья, части оружия и другие бытовые предметы из золо­та, серебра и бронзы. Кузнецы про­изводили железные изделия всех видов. Мастерские занимали зна­чительную площадь, и деятель­ность их была весьма продуктив­ной [xv].

Изделия из мастерских Хельгё распространялись не только в сред­ней Швеции (Упланд, Сёдерман Вестманланд, Нерке), но и в северных областях страны (Даларна, Естрикланд), так же как на Гот­ланде и в Финляндии (илл. 8). Про­изводство требовало ввоза железа, золота, серебра и бронзы. Железо могло поступать как из ближайших мест, так и из отдаленных провин­ций, Норланда (в северной Шве­ции) и Смоланда на юге. Шлифо­вальные камни и материал для точильных оселков поступали пре­жде всего из окрестностей, но так­же и из Норланда и южной Шве­ции. Большая часть золота достав­лялась в мастерские, очевидно, в виде монет или золотых прово­лочных спиралей. Откуда происхо­дит бронза и серебро, установить еще не удалось.

Значительное количество им­портной продукции - прежде всего стекло, найденное в Хельгё, ука­зывает на то, что здесь велась тор­говля не только собственными из­делиями, но и привозными товара­ми [xvi].

Хельгё переживает расцвет в 400-700 гг., хотя жизнь здесь про­должалась вплоть до XI в., не­смотря на расположенную всего в 10 км Бирку - главный торговый центр Швеции эпохи викингов. От­крытие Хельгё, производственного и торгового поселения, внесло, не­сомненно, много нового в предги и руки превращаются в само­стоятельные стилистические эле­менты, перемешанные в причуд­ливых комбинациях. Так создают­ся новые художественные компози­ции в произведениях, отразивших наступление новой, германской эпохи.

Несомненно, эти изменения в ис­кусстве следует рассматривать как решительный протест против утра­тивших привлекательность в эту эпоху стилистических идеалов ан­тичности.

Все указывает на то, что в V-VI вв. это новое искусство рождалось именно в Скандинав­ских странах и оттуда распростра­нилось в VI-VII вв. в англосаксон­скую Британию, чтобы затем охва­тить континент вплоть до лангобардской Италии *.

Может возникнуть вопрос, поче­му развитие пошло именно в этом направлении, почему в VI-VII вв. импульсы поступают с севера на запад и затем на юг, а не наоборот, из Италии и Подунавья, через западноримские провинции и Брита­нию на скандинавский Север. От­вет, по-видимому, должен быть следующим: германские племена на Европейском континенте были раздроблены постоянной борьбой между собою, с остатками Римско­го государства, с мощными пле­менными союзами кочевников, в первую очередь гуннов и авар; к тому же при непосредственном контакте античная традиция оказывала слишком мощное воз­действие, подавлявшее их соб­ственные художественные силы. В Скандинавских же странах, напро­тив, даже с географической точки зрения имелась необходимая ди­станция и, кроме того, меньшая за­висимость от воздействия римлян, их традиций, культуры и ее про­изведений.

Из этого, однако, еще не следует, что Скандинавские страны остава­лись в глубокой изоляции. Напро­тив. Именно в это время достигает наибольшей силы уже упомянутый поток золота, поступавшего с юга, из Италии, Подунавья и других римских провинций на север; мно­гие другие импорты также указы­вают на оживленные контакты с югом.